— Значит, нигде?.. — Куртис как будто был доволен, сделав такое заключение.
Заиграл джаз. А когда музыка умолкла, Куртис сказал:
— Я гулял по улице и видел, как вы входили в ресторан. Обратил на вас внимание, потому что вы были с очень яркой девушкой. Где водятся такие красавицы?
— Ерунда! На вокзале прихватил.
Павел вытер губы бумажной салфеткой, помолчал и спросил:
— Между прочим, улица Карла Маркса далеко отсюда?
— Найдем. Могу помочь.
— Видно будет, — неопределенно ответил Павел.
Выпили еще. И теперь уже изрядно охмелели. Щедро расплатившись с официантом и стараясь идти прямо, новые знакомые покинули ресторан. Куртис держал Павла под руку. Они искали улицу Карла Маркса.
Встречный прохожий объяснил, как лучше пройти, и, завернув за угол, Куртис сказал:
— Теперь скоро.
Через несколько минут они стояли перед серым трехэтажным зданием. Павел посмотрел на номер дома, огляделся вокруг.
— Побудь здесь.
— Нет, нет. Я с тобой! — запротестовал Куртис.
Они вошли в подъезд, медленно, держась за перила, поднялись на третий этаж, остановились у двери квартиры под номером двенадцать. Павел нажал кнопку электрического звонка. Дверь открылась, и перед ними предстал мужчина огромного роста, лет тридцати пяти. На нем была морская тельняшка.
— Мне бы Зудова, — спросил Павел.
— Я Зудов, — ответил простуженным голосом человек в тельняшке.
— Привет, Боцман.
— Привет, — без всякого энтузиазма откликнулся Зудов, оглядывая Павла суровым взглядом из-под густых бровей.
— Пройдем?
— Валяй здесь.
— Разве так встречают гостей? — развязно бросил Павел. — Я привез для боцманской трубки табачку. Вот, держите, Боцман. — И Павел, вынув из внутреннего кармана пиджака небольшой сверток, протянул его Боцману.
Боцман пристально посмотрел на Павла, затем перевел взгляд на Куртиса.
— Слушай, детка. Трубку я оставил на память милиции. Отнеси туда и табачок. Чуешь?
Павел сунул сверток в карман. В это время открылась одна из дверей, выходящих в коридор квартиры, и оттуда с громким криком выбежал мальчик лет трех. Он споткнулся и упал в ноги Боцману. Боцман подхватил мальчишку. Из этой же двери в коридоре появилась белокурая маленькая женщина.
— Уловил? — беззлобно спросил Боцман.
— Нетрудно догадаться, — откликнулся Павел.
— Еще вопросы есть?
— Табачок я по вашей просьбе при случае, может, и правда легавым передам… Сейчас мне нужна хата… Всего на несколько дней.
— С кем имею честь? — спросил Боцман, оглянувшись на жену.
— Бекаса слыхал?
— Приходилось… Все один промышляешь?
— Колхоз в нашем деле — могила.
— Давно с дела? — без всякого интереса спросил Боцман.
— Не имеет значения… Все прояснилось. Боцман. Не поминай лихом. — И Павел, резко повернувшись к Куртису, взял его за рукав и потащил вниз.
— Идем ко мне, дорогой Бекас, — сказал уже внизу Куртис, обнимая Павла за плечи. — Никаких разговоров! Едем ко мне. Гарантирую, будешь доволен.
И Куртис пьяно облобызал его.
В одном из переулков они остановились перед высоким домом, поднялись на четвертый этаж. В квартире, куда попал со своим новым знакомым Павел, никого, кроме маленькой аккуратной старушки, не было.
Они сняли пальто.
— Располагайся! Будь как дома. Я сейчас.
Куртис вышел.
Через несколько минут они вдвоем со старухой накрыли на стол.
Не нужно было обладать особенной наблюдательностью, чтобы понять, что Куртис проявляет к гостю повышенный интерес.
— А все-таки какая у тебя профессия? — усаживаясь за стол, спросил он.
— Радист.
— Передаешь или принимаешь?
— Всего понемногу, но в основном принимаю…
— И получается?
— Не всегда ладно…
— Вот то-то и оно-то. Одиночка — былинка в поле, подул ветер — и за решеткой. Приходилось? — гнул свою линию Куртис.
— Бывало… Не пойму, маэстро, к чему этот допрос? Ты же не поп. Давай без покаяния.
— Извини. Хочу помочь. У меня есть надежные люди. Если надумаешь быть с ними, станешь человеком.
Павел зевнул и ответил безразлично:
— Я и так человек. Даже с большой буквы.
— Ну, в таком случае — спать.
— Первый раз сказали дельную вещь, маэстро.
Куртис встал и вышел. Павлу отвели отдельную комнату.
…Утром за столом Куртис, распечатав бутылку водки, вновь вернулся к теме вчерашнего разговора. На сей раз Павел оказался покладистее. Он удовлетворил любопытство новоявленного друга и рассказал все о своей неудачно сложившейся жизни.
Куртис слушал, молча и сочувственно посматривал на него.
— Да, нелегка твоя жизнь. Ну, что же ты собираешься делать здесь? — спросил Куртис после минутной паузы.
— Пока даю показания Куртису.
— А если без шуток?
— Стерегу одного фраера. Скоро отчаливает. Думаю в дороге перейти с ним на «ты».
— Оставь его в покое. Могут найтись более солидные дела. И без разъездов.
— Что мне надо, я нашел. И упускать не собираюсь.
— Но сколько можно стрелять по воробьям? Пока ты молод, это еще годится. А состаришься? Плохо одному в старости…
— Что-то ты мне, Куртис, ребусы подсовываешь, а карандаш прячешь. Нет, пожалуй, лучше в одиночку. Вы хотите, маэстро, чтобы я по утрам снимал табель с одной доски и вешал на другую? А вечером наоборот?
В конце концов они договорились, что Павел останется в городе и на время укроется здесь, в квартире этой старушки. Условились встретиться на следующий день. По этому поводу они еще выпили. И через час Павел, пробормотав: «Эх, славно получается!» — подошел к кровати, лег, вяло помахал Куртису рукой и тут же уснул. Куртис, подождав минутку, уложил Бекаса поудобнее и вынул у него из кармана сверток, от которого отказался Боцман. Вместе со свертком он извлек маленький золотой медальон на короткой золотой цепочке — это получилось нечаянно, Куртис случайно мизинцем захватил петлю цепочки.